— Насилие рождает насилие, — произнесла она менторским тоном, обращаясь к своим рукам. В такой ситуации она имела полное право разговаривать сама с собой. — Я это знаю, все это знают, но иногда так приятно помечтать о насилии.
— Что? — переспросил Ральф Карвер. Он, казалось, полностью утратил связь с реальностью. И больше всего напоминал сейчас обкурившуюся Дейдру.
— Ничего. Не берите в голову.
Мэри встала, сделав два шага вперед, оказалась у решетки, схватилась за прутья и огляделась. Койот лежал на полу, положив передние лапы на остатки кожаной куртки Джонни Маринвилла, и, словно загипнотизированный, смотрел на писателя.
— Вы думаете, он выбрался отсюда? — обратился к Мэри Ральф. — Вы думаете, мой мальчик выбрался отсюда, мэм?
— Я не мэм, я Мэри, и я ничего не знаю. Хотелось бы думать, что он выбрался, но больше ничего сказать не могу. Шанс выбраться у него есть.
Если только он не нарвется на копа, добавила она про себя.
— Да, пожалуй. Я и понятия не имел, насколько серьезно у него с этими молитвами. — В голосе Ральфа слышались извиняющиеся нотки. — Я думал, это… ну, не знаю… детская причуда. Но, по-моему, на причуду это совсем не похоже. А вы как думаете?
— Да, — согласилась Мэри. — Не похоже.
— И чего ты смотришь на меня, начальник? — обратился Маринвилл к койоту. — Гребаная куртка у тебя, чего тебе еще надо? Впрочем, я знаю. Он повернулся к Мэри: — Мне кажется, если один из нас выйдет из камеры, он просто завиляет хвостом и…
— Ш-ш-ш! — воскликнул Биллингсли. — Кто-то поднимается по лестнице!
Койот тоже услышал шаги. Он оторвал взгляд от Маринвилла, повернулся к двери и зарычал. Шаги приблизились, достигли площадки и затихли. Мэри глянула на Ральфа Карвера и тут же отвела глаза. На его лице застыло выражение ужаса, смешанного с надеждой. У Мэри только что убили мужа, боль от потери казалась невыносимой. А каково за несколько часов потерять всю семью?
За окнами взвыл ветер. Койот нервно оглянулся на звук, приблизился к двери шага на три и навострил уши.
— Сынок! — отчаянно завопил Ральф. — Сынок, если это ты, не входи! Чудовище стоит прямо перед дверью!
— На каком расстоянии? — Это был голос мальчика. Невероятно! А еще удивительнее была звучащая в этом голосе уверенность в себе. Мэри подумала, что теперь ей придется заново оценить силу молитвы.
Ральф недоуменно уставился на дверь, словно не понял вопроса. А вот писатель понял.
— Футов пять, и койот смотрит на дверь. Будь осторожен.
— У меня револьвер, — ответил мальчик. — Я думаю, вам лучше залезть под койки. Мэри, подойдите как можно ближе к боковой стене, той, что со стороны моего отца. Вы уверены, что он стоит прямо перед дверью, мистер Маринвилл?
— Да. Тебе приходилось стрелять из револьвера, Дэвид?
— Нет.
— О Моисей! — Маринвилл возвел очи горе.
— Дэвид, нет! — закричал Ральф, охваченный тревогой. Он словно только что осознал, что происходит. — Беги отсюда за помощью! Если ты откроешь дверь, эта тварь разорвет тебя пополам!
— Нет, — ответил мальчик. — Я все обдумал, папа, и решил, что лучше схлестнуться с койотом, чем с копом. И потом, у меня ключ. Я думаю, он сгодится. Вроде бы таким пользовался коп.
— Я в этом не сомневаюсь, — подал голос Маринвилл. — Все под койки. Сосчитай до пяти, Дэвид, а потом действуй.
— Из-за вас его убьют! — Ральф яростно глянул на Маринвилла. — Вы приносите в жертву моего мальчика ради спасения собственной шкуры!
— Я понимаю вашу тревогу, мистер Карвер, — ответила ему Мэри, — но, думаю, мы все погибнем, если не выберемся из камер.
— Сосчитай до пяти, Дэвид, — повторил Маринвилл и полез под койку.
Мэри посмотрела на дверь, поняла, что находится на линии огня, и ей сразу стало ясно, почему Дэвид просил ее отойти в сторону. В свои одиннадцать лет он соображал лучше ее.
— Сынок! — крикнул Биллингсли. — Послушай меня, сынок! Встань на колени! Держи револьвер обеими руками и готовься стрелять вверх. Слышишь? Вверх! Койот не побежит к тебе, он на тебя прыгнет! Ты понял?
— Да, — ответил мальчик. — Все понял. Папа, ты уже под койкой?
Ральф все еще стоял у решетки. Его испуганная физиономия приникла к белым прутьям.
— Не делай этого, Дэвид! Я тебе запрещаю!
— Лезь под койку, говнюк, — сердито бросил Маринвилл, выглянув из-под кровати.
Смысл его высказывания Мэри одобрила, но подумала, что Маринвилл мог бы выразиться и покруче. Все-таки писатель. Какой-никакой, а писатель. Она же читала его «Радость», самую похабную книгу столетия. Кто бы мог подумать, что Маринвилл окажется в соседней с ней камере. Правда, нос у него теперь, после того, как его обработал коп, никогда не станет таким, как прежде. Но все равно сразу видно, что Маринвилл из тех, кто привык получать то, что хочет. Может, даже на блюдечке с голубой каемочкой.
— Мой отец отошел от решетки? — В голосе мальчика слышались страх и неуверенность.
Мэри буквально возненавидела Ральфа. Играть у сына на нервах, когда они и так натянуты, словно гитарные струны.
— Нет! — рявкнул Ральф. — И не отойду! Убирайся отсюда! Найди телефон! Позвони в полицию штата!
— Я попытался позвонить по телефону в кабинете мистера Рида, — крикнул в ответ Дэвид. — Он отключен.
— Так найди другой телефон! Ищи, черт побери, пока не найдешь работающий!
— Хватит молоть чушь. Полезайте под койку. — Мэри говорила тихо, не повышая голоса. — Чем, по-вашему, ему должен запомниться этот день? Мало ему убитой сестры, надо, чтобы он случайно подстрелил отца? И все в один день, еще до ужина? Ваш сын пытается всем нам помочь. Внесите и вы свою лепту.
Ральф посмотрел на нее. Его бледное лицо с запекшейся кровью на левой скуле и виске было искажено страдальческой гримасой.
— Кроме Дэвида, у меня никого не осталось, — прошептал он. — Вы это понимаете?
— Разумеется, понимаю. А теперь марш под койку, мистер Карвер.
Ральф отступил от решетки, помялся, потом упал на колени и залез под койку.
Взглянув на камеру, из которой вылез Дэвид (Господи, как же ему хватило духу?), Мэри увидела, что старик-ветеринар тоже под койкой. Оттуда, словно два синих огонька, весело поблескивали его глаза.
— Дэвид! — крикнул Маринвилл. — Мы спрятались!
— Мой отец тоже? — В голосе мальчика слышалось сомнение.
— Я под койкой, — отозвался Ральф. — Я… — Голос его дрогнул, но тут же окреп. — Если эта тварь бросится на тебя, крепче держи револьвер и стреляй в брюхо. — Он высунулся из-под койки, охваченный тревогой. — Револьвер заряжен? Ты в этом уверен?
— Да, уверен. — Дэвид помолчал. — Койот все еще перед дверью?
— Да! — крикнула Мэри.
Койот еще на шаг приблизился к двери, опустив голову и непрерывно рыча, словно работающий на холостом ходу мотор. Каждый раз, когда из-за двери доносился голос мальчика, уши койота вздрагивали.
— Хорошо, я уже встал на колени. — Мэри чувствовала, как напряжен голос мальчика. Нервы у него, должно быть, на пределе. — Я начинаю считать, держитесь подальше от двери, когда я дойду до пяти. Я… не хочу в кого-нибудь случайно попасть.
— Помни, что стрелять надо вверх, — крикнул ветеринар. — Не в потолок, но ствол приподними. Понял?
— Потому что он прыгнет. Да, я помню. Один… два…
Снаружи ветер чуть стих. И Мэри отчетливо слышала рычание койота и удары собственного сердца. Ее жизнь оказалась в руках одиннадцатилетнего мальчика с револьвером. Если Дэвид промахнется или не выстрелит вовсе, койот, несомненно, его загрызет. А потом вернется безумный коп и они все умрут.
— …три… — голос Дэвида дрожал все сильнее, — …четыре… пять.
Рукоятка двери начала поворачиваться.
Джонни словно вернулся во Вьетнам, когда одна смерть сменяла другую и это никого не удивляло. Особых надежд относительно мальчика он не питал, полагая, что пули попадут куда угодно, но только не в койота. Однако спасти их мог только Дэвид. Как и Мэри, Джонни пришел к выводу, что иначе им отсюда не вырваться. Если вернется коп, они обречены.